3.2 СНОВА О РУССКОМ ФАКТОРЕ В МОЛДАВСКИХ РЕАЛИЯХ
Первыми русскими поселенцами на молдавских землях были старообрядцы7. Будучи гонимыми за свои религиозные воззрения, они часто искали приюта в глухих, малозаселенных землях, в отдалении от центра страны. Молдавская земля XVII в. была именно такой малозаселенной и одновременно веротерпимой. Здесь и нашла пристанище часть староверов, потомки которых до сих пор живут на двух берегах Днестра, в современной Молдове и на юге Украины. Позже, в XVIII в., особенно во второй его части, и в начале XIX в. царское правительство, заинтересованное в освоении обретенных в ходе войн с Османской империей территорий, всячески способствовало перемещению на территории Бессарабии и Новороссии задунайских переселенцев (болгар, гагаузов, были среди них и запрутские молдаване), немецких колонистов. Закрывались глаза и на приток беглого населения с Украины и из центральных губерний России, где в тот период еще было распространено крепостное право8. Это совершалось для того, чтобы укрепить пограничные территории страны и сделать их население лояльным по отношению к властям и российской короне. Не случайно пустынная бессарабская земля, присоединенная к России в 1812 г.9, к первой Всероссийской переписи населения (1897) стала одной из самых густонаселенных губерний10.
В последующем, после вступления в действие Пакта Молотова–Риббентропа, а особенно после изгнания в 1944 г. из Молдавии немецко-румынских войск, начался активный процесс восстановления народного хозяйства. Республике были нужны специалисты: строители, учителя, врачи, квалифицированные рабочие. Наиболее высокие темпы роста к уровню 1946 г. отмечены среди русского населения – в 1,9 раза и украинского – в 1,7 раза11.
По мнению исследователя Л. Е. Репиды, миграционное движение населения в условиях административно-командной системы носило, в основном, организованные формы12. Каждое время имело свои реалии. Парадокс, но те, кто положили свое здоровье, опыт и патриотизм на строительство Советской Молдавии, и не успели уйти в мир иной до развала Союза, с неожиданностью узнали о себе много нового.
Появление в Молдавии трудовых мигрантов того времени из других республик СССР в настоящее время вызывает противоречивые высказывания в обществе. Так, с точки зрения уже ушедшего из жизни директора кишиневского еженедельника «Тимпул» Константина Тэнасе, приглашение специалистов (это слово Тэнасе берет в кавычки) из других регионов Союза ССР способствовало изменению этнической структуры населения и мешало развитию национального самосознания13.
Ощутив на себе влияние меняющейся системы, оказавшись мобилизованными возрожденческими лозунгами и попав под эйфорию свободы, многотысячные толпы, организованные движением Народного фронта, скандировали на центральной площади Кишинева хорошо известные слоганы: «Оккупанты!», «Русских – за Днестр, евреев – в Днестр!», «Чемодан – вокзал – Россия!» и др. Те, кто строил, лечил и, самое главное, учил, оказались не только конкурентами, но и просто ненужными.
Так случилось, что на протяжении всех лет независимости в Молдове и в ряде других государств, бывших союзных республиках (странах Балтии, на Украине, в Грузии) осуществлялась смена культурного кода, следствием которой стал процесс вытеснения русскокультурного населения и планомерная замена русскокультурных ценностей альтернативными национальными.
Ограничение влияния России и ее культуры на сопредельные (ныне, во многом условно, самостоятельные) государства новых демократий – результат большого геополитического проекта, разрабатывавшегося странами Западной Европы и США с конца Второй мировой войны. При этом, с одной стороны, наблюдалось использование слабости, прежде всего, самой России, которая на протяжении длительного времени приходила в себя после болезненных беловежских решений и противоречий «наверху». С другой стороны, Россия, погруженная в решение многочисленных внутренних проблем, столкнулась с одновременным использованием стремления местных элит к обогащению и избавлению от влияния Москвы, что весьма поощрялось западными «консультантами» как в союзных республиках, так и в Кремле14. Это в немалой степени обусловило ослабление роли и значения русской культуры на огромном постсоветском пространстве.
Изменение самого статуса русского языка, формализованное обозначение его в качестве языка межнационального общения, а по сути, игнорирование, продемонстрировало наступление новой эпохи15, когда стала формироваться качественно новая картина мира и ценностей.
После развала Страны Советов в Молдове, как и в других постсоветских государствах, этнический фактор был частью политики, изначально направленной на дестабилизацию общества. Противостояние по этническому, языковому и конфессиональному признакам стало темой этнополитических пасьянсов.
Социальные трансформации начала 90-х гг. несли в себе ярко выраженную этническую окраску. Вызванный внутренними противоречиями и внешним воздействием распад СССР придал дополнительный импульс этноревитализации, вылившийся в «парад» народных фронтов, обычно отражавших чаяния этнического большинства бывших союзных республик и, как это ни парадоксально, на первых порах поддерживавшихся партийной номенклатурой, к распаду Союза уже плотно укомплектованной национальными кадрами. Оппозицию им составили интердвижения, как бы демонстрирующие жизнестойкость этносоциальной общности «советский народ», которую стремились сформировать в СССР. Но семидесяти лет для этого было явно недостаточно.
Сходство сценариев, особенно на первоначальном этапе развития народофронтовского движения и интердвижения в странах Балтии, Молдове и других республиках СССР, указывает на управляемость этими общественными движениями.
Думается, придет время и выльется наружу попытка спецслужб контролировать и моделировать национальные процессы в годы агонии советской системы. Как народные фронты, так и интердвижения сосредоточили в себе многих активистов, которые либо выступали в качестве исполнителей воли спецслужб, либо до сих пор не догадываются, что их энтузиазм и вера в справедливость на определенном этапе просто использовались. Однако эти движения, прежде всего народные фронты, довольно быстро вышли из-под контроля, обретя дополнительную поддержку из-за рубежа, причем у каждой страны, помимо главных западных акторов, был свой исторически заинтересованный в эскалации национальной напряженности патрон. У Молдовы им стала Румыния, у Украины – Польша и Германия. США и их интересы – это вообще отдельная тема для анализа.
Народный фронт в Молдове и созданная на его основе Христианско-демократическая народная партия занимали умы крайне правых сторонников реформ и объединения с соседней Румынией до тех пор, пока лидер этого движения, а позже партии Юрий Рошка не начал в 2005 г. сотрудничать с коммунистами, полностью изменив свои политические взгляды.
Возможно, в свое время он свято верил в светлое будущее Молдовы, призывая к румынизации сообщества и союзу с Румынией, равно как на момент написания данной книги он столь же рьяно отстаивает необходимость укрепления молдавской идентичности16.
Интернет буквально испещрен списками агентов советской госбезопасности17, и совершенно понятно, что на данном этапе освещения современных процессов подобного рода информация требует дополнительного уточнения, равно как ясно и то, что она не раз еще будет излагаться во всеуслышание, а затем не менее громко опровергаться18. Тем не менее, вопрос зависимости деятельности народных фронтов как механизмов новой этногражданской мобилизации в странах новых демократий и практически одинаковая судьба исчерпавших себя интердвижений налицо. Еще раз следует повториться: изучение этих общественных феноменов процесса перехода одного социального качества в иное продолжает оставаться малоизученным явлением. Время для того, чтобы приподнять завесу над недавними явлениями, во многом все еще покрытыми информационным мраком, пока не пришло. Слишком свежи запущенные процессы, продолжают оставаться у власти их прямые участники, желающие, чтобы победила именно их правда и ничья другая. В данном случае с уверенностью можно констатировать лишь то, что время работает на объективность.
В процессе трансформации общественных ценностей, при резком повышении роли этнического фактора в общественной жизни происходило следующее:
– активизировались пассионарные личности, включившиеся в процесс этнокультурного возрождения;
– этнокультурное общественное движение представляло собой школу демократии, которой приходилось учиться буквально по ходу дела;
– в ходе этнокультурного строительства институт лидерства, в том числе в среде одной этнической группы – русских – расширялся. Ширился и круг проблем, которыми занимались общественные объединения русских. В связи с этим увеличивалось и само количество таких организаций, их представительств на местах, равно как и число их лидеров;
– историко-культурное наследие русскокультурности в республике затрагивает в движении русских организаций не только (и не столько) интересы этнических русских, но и массы людей других национальностей, воспитанных на русской культуре и ценностях;
При этом нельзя забывать, что в любом этнокультурном сообществе присутствует определенная негласная конкуренция. Одной из подобных форм поведения можно назвать стремление завоевать благосклонность посольств государств, диаспоральные интересы которых представляют те или иные этнокультурные движения.
С другой стороны, существование нескольких этнокультурных организаций может свидетельствовать о том, что в ходе развития каждая из этих организаций нашла свою нишу. При этом, как подчеркивали некоторые интервьюеры, не исключен факт создания отдельных «ручных организаций», удобных властям.
Уже во время первого периода представители русскокультурного населения страны стали именоваться «оккупантами» молдавской земли. Испытав серьезный социальный шок, после развала Союза именно представители русскокультурной части населения ряда союзных республик оказались в наиболее уязвимом и постоянно зависимом от внутренней политики стран новых демократий состоянии. Республика Молдова не исключение. В начале 90-х гг. в России еще не сформировалось представление о соотечественниках, о том, что в течение одной «беловежской ночи» у нее появилась новая многомиллионная диаспора. Не были к этому готовы и сами носители русской культуры, многие из которых в течение очень быстрого времени стали примерять на себя «макинтош» с непривычным названием национальное меньшинство. С одной стороны, этот международный термин был призван защитить их права, с другой, демонстрировал их инаковость, которая в условиях отсутствия соответствующей политической культуры первоначально выливалась в формы открытых столкновений (конфликт на Днестре, противостояние в Гагаузии в 1992 г.). Позже русскокультурный фактор в республике, а особенно статус русского языка, стал своего рода табуированной темой, которую сменяющие друг друга президенты и кабинеты министров старались не затрагивать: уж очень болезненной темой для сообщества была и остается эта проблема.